- Маланья, матушка!

А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.

- Почто коровушку-то не прогоняла? Ай, нездоровилось?

Молчит баба.

- Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь?

Молчит баба, ни слова не говорит.

- Господи, помилуй! Да где у тебя мужик-то? Василий, а Василий!

Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты – и не ворохнется.

- Что у тебя с женой-то? Ай, попритчилось?

Молчит мужик, что воды в рот набрал. Всполошилась соседка:

- Пойти сказать бабам!

Побежала по деревне:

- Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат пластом – одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?

Прибежали бабы, причитают около них:

- Матушки! Да что это с вами подеялось-то? Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?

Молчат оба, что убитые.

- Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит.

Сбегали. Пришел поп.

- Вот, батюшка, лежат оба – не шелохнутся. Глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?

Поп бороду расправил – да к печке:

- Василий, раб Божий! Что приключилось-то?

Молчит мужик. Поп – к лавке:

- Раба Божия! Что с мужем-то?

Молчит баба.

Соседки поговорили, поговорили – да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята. Поп и говорит:

- Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.

Той некогда, другой некогда.

- Да вот, – говорят, – бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут – одна живет.

А бабка Степанида поклонилась и говорит:

- Да нет, батюшка, даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.

- Да какое ж тебе жалованье положить? – спрашивает поп да повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается.

- Да вот, – говорит поп,- возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.

Только он это проговорил, а бабка-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.

- Это что же такое? – говорит. – Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам!

Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи спустил, склонился да и говорит:

- Ну вот, баба, ты перво слово молвила – тебе и горшок мыть.

Сюжет сказки строится на чрезмерном увеличении главной черты характера высмеиваемых персонажей (в данном случае – лени), что позволяет поставить их в комичную ситуацию, которая противоречит здравому смыслу. Здесь нет ничего фантастического, кроме беспредельной лени Василия и Маланьи. В сказке используется речь персонажей для их характеристики. Язык сказки приближен к бытовому разговорному языку простонародья.

18. ЖЕНА – СПОРЩИЦА

У одного мужика была жена сварлива и упряма. Уж что, бывало, захочет, так муж дай ей, и уж непременно муж соглашайся с ней. Да больно она завистлива была на чужую скотину. Как, бывало, зайдет на двор чужая скотина, так уж муж и говори, что это ею. Страшно надоела жена мужу. Вот однажды и зашли к ней на двор барские гуси. Жена спрашивает:

- Муж, чьи это гуси?

- Барские.

Время, предшествовавшее написанию «Божественной комедии»
Данте Алигьери родился в мае 1265 года в древнем городе Флоренция, расположенном в центральной Италии. Астрология предвещали ему успехи в науках и искусствах. Точная дата его рождения неизвестна; в то время еще не была восстановлена античная традиция вести подобные записи событий гражданской жизни. При рождении мальчик получили имя Дура ...

"Дорожный ангел"
На фоне рассмотренных произведений цикл "Дорожный ангел" обращает на себя внимание рядом заметных отличий. Во-первых, сменился фон, нет прежней тематической заданности, действие не привязано к какой-либо эпохе или стране, поэтому рассказы непривычно разнородны. Рассказчица легко перемещается во времени и пространстве собственн ...

Сущность народного творчества
Оранта являлась также символом христианской молитвы и Премудрости Божией, "великой художницы" Бога. На одной из фресок катакомб Домителлы перед нами явлен образ Христа-Орфея. Образ легендарного фракийского певца, умиротворявшего и покорявшего своим искусством все живое, использовался как аллегория Христа в литературе и сочинени ...