И уходила от него, чужая и неприступная.

С каждым днем она все больше отдалялась от него, замыкалась, и он видел, что она страдала. И он страдал от обиды и злобы на нее» [с. 296].

Свое состояние Даша объясняла следующим образом: «…У меня все внутри перевернулось… Ты вот на меня злишься, а ведь сам виноват: ты и не интересуешься, как я жила и в каком огне горела. Если бы хоть немножко узнал и почувствовал, не так грубо со мной обращался. Эх ты, детина! » [с. 297]. Физическая сила и ловкость Даши помогли ей избежать насилия.

«А я так не могу, - отметает она ревнивые подозрения мужа. – Я хочу по-новому жить. Бери меня такой, какая я есть. Только такая мне нужна любовь. Ты мне дорог такой, каким я тебя знаю, и мне наплевать, что у тебя было без меня. А ты меня не уважаешь и топчешь. Не могу я так (…) Ну, пострадаем, Глеб, помучаемся. Что же делать, если так сложилось? Придет время, и мы построим себе новую жизнь…перегорит все, утрясется, а мы поразмыслим, как быть и как завязать новые узлы… Ведь мы же не расстаемся. Глеб. Мы же будем на виду друг у друга… вместе же будем…» [с. 544-545].

На каждом витке развития сюжета Даша Чумалова говорит о необходимости новых, говоря современным языком, гендерных отношений:

«- Да… все порвалось, все спуталось… Надо как-то по-новому устраивать любовь… А как – я еще не знаю. Подумать надо… Поразмыслим и договоримся. Одно важно: надо уважать друг друга и не накладывать цепей. А мы еще в кандалах, Глеб. Я люблю тебя, родной, но тебе надо перегореть… и все возвратится» [с. 501].

Даша дорожит своим новым статусом, хотя за это заплачено очень дорогой ценой – отданная в детдом (который, кстати, курирует сама Даша) их дочь Нюрка умирает. Растерянность, сомнения и переживания Глеба раскрыты в романе глубоко и полно, о чем рассказано во фрагменте под характерным названием «Потухший очаг»: «Днем Глеб совсем не бывал дома: эта заброшенная комната с пыльным окном (даже мухи не бились о стекла), с немытым полом, была чужой и душной. Давили стены, негде было повернуться. По вечерам стены сжимались плотнее и воздух густел до осязаемости» [с. 295].

Горечь утраты домашнего очага оттеняется воспоминаниями о прошлом: «Тогда было уютно и ласково в комнате. На окне дымилась кисейная занавеска, и цветы в плошках на подоконнике переливалась огоньками. Глянцем зеркалился крашеный пол, пухло белела кровать, и ласково манила пахучая скатерть. Кипел самовар, и звенела чайная посуда. Здесь когда-то жила его Даша – пела, вздыхала, смеялась, говорила о завтрашнем дне, играла с дочкой Нюркой.

И было больно оттого, что это было. И было тошно оттого, что гнездо заброшено и замызгано плесенью» [с. 295].

Однако Глебу, еще не вошедшему в заводскую жизнь (в отличие от Даши, возвращавшейся домой за полночь), и в голову не приходит внести свою лепту в создание домашнего уюта. Позже Глеб нашел себя в активной борьбе за восстановление новороссийского цементного завода, но понять Дашу, одержимую той же страстью созидания, он пока не может. Не может даже представить себе, что если забрать дочь из детдома, то и ему придется с нею сидеть дома; он не может признать равенство мужчины и женщины в сексуальных отношениях. Признавая право на неверность только за мужчиной, он убежденно говорит: «Нельзя же ставить на одну линию мужчину и женщину. Что допустимо мужику – бабе недопустимо», что вызывает гневную отповедь Даши: «Милое дело: у бабы – иное положение. У нее, вишь ты, лихая судьба – быть рабой и не знать своей воли: быть не в корню, а в пристяжке. По какой это ты азбуке коммунизма учился, товарищ Глеб?»

В душе Глеба происходит большая внутренняя работа. Говоря современным языком, у него происходит становление гендерного сознания: «Он не узнавал ее (Дашу): какая-то невиданная сила дышала в ней. Ее прямота и дерзость сбивали его с толку. Разве она раньше смела говорить с ним таким независимым тоном? Она жила тогда его умом и отдавалась ему вся без остатка. Откуда у нее такая смелость и самоуверенность?

Поэтический мир и миф
В следующих книгах «Версты» и «Ремесло», обнаруживающих творческую зрелость Цветаевой, сохраняется ориентация на дневник и сказку, но уже преображающуюся в часть индивидуального поэтического мифа. В центре циклов стихов, обращенных к поэтам-современникам Александру Блоку, Анне Ахматовой, Софии Парнок, посвященных историческим лицам или ...

Биография
ПУШКИН Александр Сергеевич (1799 — 1837), поэт, прозаик, драматург, публицист, критик, основоположник новой русской литературы, создатель русского литературного языка. Родился 26 мая (6 июня н.с.) в Москве, в Немецкой слободе. Отец, Сергей Львович, принадлежал к старинному дворянскому роду; мать, Надежда Осиповна, урожденная Ганнибал, ...

Мировоззрение Достоевского. Достоевский-психолог
Мировоззрение самого Достоевского было продуктом беспощадно описанной им эпохи кризиса и краха идеалов. Все страдания, потери, все муки ничтожности, бедности, нравственно-оскорбительного пожелания в обществе людей безвестных и бессильных, но наделенных «душой», отразились в его произведениях. Это настоящий плач по каждодневно погубленно ...