|
Идет в веселии геройском И тихим манием руки, Повелевая сильным войском, Сзывает вкруг себя полки. «Друзья!» он говорит: «известно, Что Россам мужество совместно, Но нет теперь надежды вам. Кто вере, чести друг неложно. Умреть иль победить здесь должно». Умрем!» клик вторит по горам. В отчаянии, что «львиного сердца, крыльев орлиных нет уже с нами», Державин в стихах, вызванных смертью Суворова, горестно вопрошает: Кто перед ратью будет, пылая, Ездить на кляче, есть сухари, г В стуже и в зное меч закаляя, Спать на соломе, бдеть до зари, Тысячи воинств, стен и затворов С горстью Россиян все побеждать? Художественно подчеркивая глубокую народность Суворова, Державин изображает его в характерном облике эпического «вихря-богатыря» русских народных сказок: Черная туча, мрачные крыла С цепи сорвав, все небо покрыла; Вихрь полуночный, летит богатырь! Постоянно указывая на беспощадность Суворова к врагам родины, Державин вместе с тем всегда отмечает в нем и черту русского национального великодушия, милости к «малым сим» — к слабым тростинкам. В своих победных одах Державин — и это их замечательная особенность — не ограничивается воспеванием только вождей и полководцев. Вождям соответствуют их геройские рати — «русски храбрые солдаты, в свете первые бойцы»: Больше того, в ряде стихов Державина из-за создаваемых им колоссальных образов полководцев — Репнина, Румянцева, Суворова — как бы выступают еще более могучие очертания «твердокаменного Росса»,— всего русского народа. Именно народ, народный дух, народная крепость и сила спасли страну в годины наиболее тяжких исторических испытаний: во времена монгольского ига, кровавых оборонительных войн XVII в. Вот как, например, рисует Державин свержение монгольского ига, когда русский народ «три века» лежал один, всеми оставленный и покинутый, в страшном, близком к смерти сне: Лежал он во своей печали, Как темная в пустыне ночь; Враги его рукоплескали, Друзья не мыслили помочь, Соседи грабежом алкали; Князья, бояре в неге спали И ползали в пыли, как червь: Но бог, но дух его великий Сотряс с него беды толики,— Расторгнул лев железну вервь! . Где есть народ в краях вселеняы, Кто б столько сил в себе имел: Без помощи, от всех стесненный, Ярем с себя низвергнуть смел И, вырвав бы венцы Лавровы, Возверг на тех самих оковы, Кто столько свету страшен был? О Росс! твоя лишь добродетель. Таких великих дел содетель. Лишь твой Орел Луну затмил . О кровь Славян! сын предков славных, Несокрушаемый колосс, Кому в величестве нет равных, Возросший на полсвете Росс! Не «князьям и боярам», а именно «всему русскому народу», как поясняет сам Державин в примечаниях к той же оде «На взятие Измаила», из которой заимствованы и только что приведенные строфы, обязана своими величественными победами и современная поэту Россия. И Державин не устает славить в своих стихах «великий дух» русского народа, необоримую, тверже скалы, грудь «Росса», российскую доблесть и силу, которой «нет преград»: «Чья Россов тверже добродетель? Где больше духа высоты?» — постоянно спрашивает себя поэт и неизменно, рисуемыми им живыми картинами и образами русской доблести, исконного русского героизма, отвечает: ничья и нигде. Вот русские воины, зная, что «слава тех не умирает, кто за отечество умрет», со спокойной твердостью и с «сияющей душой», молча и непреодолимо движутся на неприступные твердыни Измаила: Идут в молчании глубоком, Во мрачной, страшной тишине: Собой пренебрегают, роком; Зарница только в вышине По их оружию играет; И только их душа сияет, Когда на бой, на смерть идет. Уж блещут молнии крылами, Уж осыпаются громами: Они молчат, идут вперед. Они же, ведомые Суворовым, победоносно переваливают через альпийские льды и снега, через непроходимые горные потоки и крутые теснины, заполненные притаившимся врагом: Ведет туда, где ветр не дышит И в высотах и в глубинах, Где ухо льдов лишь гулы слышит, Катящихся на крутизнах. Ведет — и скрыт уж в мраке гроба, Уж с хладным смехом шепчет злоба: Погиб средь дерзких он путей! Но Россу где и что преграда? С тобою бог — и гор громада Раздвиглась силою твоей. Победы России — грозное предупреждение ее недругам. В стихах, посвященных победам 1807 г. атамана донских казаков Платова и характерно озаглавленных «Атаману и войску донскому», Державин с законной национальной гордостью, оглядываясь на славное прошлое русской земли, вопрошает: Был враг Чипчак — и где Чипчаки? Был недруг Лях — и где те Ляхи? Был сей, был тот: их нет; а Русь? Всяк знай мотай себе на ус. Последняя строка явно адресована Наполеону, неизбежное падение которого, если он отважится вторгнуться в Россию, Державин предсказывал еще за несколько лет до войны 1812 г. Уже в старческих своих стихах, посвященных Отечественной войне 1812 г. («Гимн лироэпический на прогнание французов из Отечества»), слабеющей рукою набрасывает Державин замечательную характеристику «добльственного» русского народа: Жизнь и творчество испанского писателя Сервантеса Сааведра Открытия Баратынского в жанре психологической элегии. Повесть «Сашка» |
Батальная живопись в поэзии Г.Р.Державина
Страница 2
Информация о литературе » Героическая тема в литературе русского классицизма » Батальная живопись в поэзии Г.Р.Державина
