|
…даже в грозный миг, несчастья ожидая, Жила без разума, лишь о себе скорбя. Если взглянуть на психологические коллизии трагедии Расина с позиций норм классицистического театра, то следует признать, что тех четких контуров чувства и долга, вступающих в конфликт в трагедиях Корнеля, мы здесь не увидим. В трагедии «Гораций» размежевание чувства и долга проведено поистине яркой пограничной чертой. Ее нельзя не видеть. Она сразу же бросается в глаза и читателю, и зрителю. Долг – это необходимость убить Куриациев и завоевать победу Риму. Чувство – это мучительное нежелание поднять руку на близких, добрых и милых людей. Следовать долгу – честь, следовать чувству – бесчестье. Все ясно и просто. Не то в трагедии Расина «Баязет». Что было долгом для Баязета? Верность любви к Аталиде. Но к этой верности он влекся всем своим сердцем. И долг, и чувство находились в нерасторжимом согласии. Дилемма была, однако, такова: остаться честным и умереть или стать негодяем и выжить. Баязет предпочел первое. В трагедии есть еще одно значительное лицо – визирь. Это политик по преимуществу. Ему смешны треволнения любви молодых людей – Баязета, Роксаны, Аталиды. В политической игре не могут приниматься в расчет какие-либо нравственные принципы: совесть, верность слову и прочие «шаткие правила». Он уговаривает Баязета лгать Роксане, ведь всегда можно пересмотреть «былые обещания». Он искренне верит, что интересы государства оправдывают всякое нарушение частной морали, что основатели царств и истинные герои никогда не были щепетильны в выборе средств при решении важных государственных задач. Свободны побеждать и веровать вольны, Они всем жертвовали счастию страны, И пол-империи святой обосновалось На том, что клятва их лишь редко соблюдалась,– говорит визирь. Баязет не спорит с ним: да, действительно, для успеха страны они поступались многим; но, когда дело касалось их лично, когда речь шла об их жизни, они не покупали ее ценой подлости: О святость мужества! О верности закон! Пусть гибель мне грозит, – я вами восхищен! Но можно ль все предать упорству шатких правил? Со времен Макиавелли всех политических мыслителей волновало противоречие между нравственными принципами и государственными интересами. Макиавелли решительно высказался в пользу последних и написал предельно откровенную, пожалуй, даже цинично откровенную книгу «Государь», в которой на ряде исторических примеров показывал правоту тех самых суждений, которые Расин вложил в уста своего визиря. Эта дилемма (совесть – государственные интересы) не могла еще возникнуть в театре Корпели, ибо драматург вынужден был бы принцип государственности поставить ваше частной морали, т.е. открыто встать на сторону Макиавелли, на что он, конечно, не решилен бы. Расин, как видим, живя в абсолютистском государстве, противопоставил личность государству и встал на сторону личности. Абсолютизм явно уже терял свой авторитет в сердцах мыслящих французов XVII столетия. Придворные интриганы, организовавшие дикую травлю поэта, задушили его талант. Драматург, создавший за десять лет (1667–1677) восемь великолепных трагедий – поистине шедевров классицистического театра, за последующие двенадцать лет не создал ничего. Две последние его пьесы, которые он писал уже с надломленной душой и по просьбе (по заказу) всесильной фаворитки короля госпожи де Ментенон, при всем блеске их поэтической отделки далеки от первых его творений. Перед нами уже не тот Расин. Это скорее проповедник, такой же красноречивый, как и его современник епископ Боссюэ, но не художник, постигающий все движения человеческого сердца. Боссюэ бывал на представлениях последних пьес Расина и оставался ими доволен. Сказки. Сказки О Животных Первая ссылка на Кавказ Мотив потерянной родины в творчестве И.А. Бунина. Первая
волна русской эмиграции |
Эстетические взгляды
Страница 11
Жан Расин » Эстетические взгляды
