Андрогинный тип творчества (Т. Толстая)
Страница 9

Безусловно, заметен постмодернистский прием автора: подчеркивание интертекстуальной связи с «Медным всадником» А.С.Пушкина, где звучит тема величия Петра I, его лучшего творения – красивейшего города Санкт-Петербурга и незначительности маленького человека с его надеждами, мечтами, разочарованностью, бесконечной и неизбывной потребностью в любви, чистоте, реализации себя в любовных отношениях и трагичной несбыточностью этих чаяний. Толстая далека от мысли, что мир разумен, она протестует против романтической иллюзии, будто жизнь безусловно прекрасна. Ирония у Толстой – не просто способ избежать патетики, не броня, защищающая сокровенное, а необходимая черта художественности, раскрывающей самое естественное и человечное. Беда многих героев Толстой в том, что они не замечают дара самой жизни, ждут или ищут счастья где-то вне яви, а жизнь тем временем проходит. Т. Толстая показывает, что мечтательный самообман и разоблачение мечты входят в естественное самодвижение жизни. Этот процесс характерен как для мужчины, так и для женщины, примером тому может служить не только Симеонов, но и Галя из рассказа «Филин», Александра Эрнестовна («Милая Шура»). Доверчиво ждал счастья Петерс из одноименного рассказа – взрослый ребенок, человек с оставшимся с детства нелепым именем, чем-то похожий на чеховского Беликова, но без «злокачественности», - а жизнь смеялась над ним. На первый взгляд перед нами просто история неудачных попыток героя найти себе спутницу жизни. Весь рассказ идет как бы под аккомпанемент неуклонного ритма – смены времен года, навевающих герою то отчаяние, то новую надежду. Да и большинство других героев Толстой могут показаться сборищем психологических курьезов. Эти – взрослые по сути дети: Соня, Александра Эрнестовна. Но ведь детское – это всеобщее, сущностно-человеческое, и потому драма беззащитности, беспомощности, переживаемая ими, есть лишь заострение общечеловеческой проблемы. Простодушно-детская жалоба Петерса есть в каком-то смысле и всеобщая жалоба. «Ее герои – это мы. Петерс, Симеонов, Соня, Шура… Да, все это мы; они не более нетипичны, чем каждый из нас» (Василевский, 1988). Нам могут возразить, что Толстая не разделяет мужские и женские образы с гендерной точки зрения, обращаясь к общечеловеческим проблемам, волнующих представителей обоих полов. Мужчина и женщина стоят для автора на одном уровне постижения действительности и взаимодействия с ней. И все же мы можем заметить у Толстой пару, характерную и для русской классики, - слабый герой и сильная женщина. Но далеко не всегда.

В рассказе «На золотом крыльце сидели » поданная через детское восприятие, через сказочный мир ребенка картина семейной жизни Веры Викентьевны и дяди Паши – это воплощение идеи андрогинии, ибо всегда были мужья-подкаблучники и женщины – семейные лидеры. Используя детскую лексику, писательница моделирует андрогинные роли, перемешивая мужские и женские качества в героях: Вера Викентьевна может с улыбкой зарубить теленочка, а дядя Паша – застенчивый и несмелый. Как пишет о нем Т.Толстая, «Дядя Паша, - маленький, робкий, затюканный… Он служит бухгалтером и в Ленинграде: встает в пять часов утра и бежит по горам, по долам, чтобы поспеть на паровичок». Вечером проделывает обратный путь в пригород: «трамвайный лязг, дымный вечерний вокзал, гарь, заборы, нищие, корзинки; ветер гонит мятые бумажки по опустевшему перрону. Летом – в сандалиях, зимой – в подшитых валенках торопится дядя Паша в свой Сад, в свой Рай, где с озера веет вечерней тишиной, в Дом, где на огромной кровати колышется необъятная золотоволосая Царица - белая огромная красавица, - какой представала детскому взору Вера Викентьевна. Это самая жадная женщина на свете, вызывающая у детей, любивших дядю Пашу, одно чувство: «А-а-а! Прочь отсюда, бегом, кошмар, ужас…». Взгляд Т.Толстой, достаточно патриархальный, на гендерную роль женщины в семье, реализованный в полярных образах - Веры Викентьевны и Маргариты. Когда Вера Викентьевна умирает, дядя Паша привозит в дом «для помощи по хозяйству - Вероникину младшую сестру, Маргариту, такую же белую, большую и красивую. И это она в июне будет смеяться в светлом окне, склоняться над дождевой бочкой, мелькать среди кленов на солнечном озере». В критике уже отмечалось, что Толстую интересует перемена гендерных ролей - факт уже выделенный такими исследователями, как Е.Трофимова (Россия) и Е. Гощило (США). Действительно, в рассказе царем теперь становится дядя Паша, на свой лад подтверждая древнюю идею, что «короля играет свита». У Толстой царя играет женщина, и только в ней - причина сказочной метафоры. Меняется и детское восприятие мужчины: из робкого и затюканного, поглощенного работой, он становиться царем, могучим и смелым. Именно Маргарита делает его счастливым, и с ней он чувствует себя настоящим мужчиной (и в этом уже проявляется гендер как социокультурный феномен). Даже улыбка героини передается герою: «Белая благородная голова дяди Паши откинута… улыбка Джоконды на золотом лице Маргариты». Преображается дом и сад: «колышутся кружева занавесок, колышется сирень, колышутся георгиновые волны на склоне до горизонта, до вечернего озера, до лунного столба». Все это символы духовного преображения героя. «Играй, играй, дядя Паша! Халиф на час, заколдованный принц, звездный юноша, кто дал тебе эту власть над нами, завороженными, кто подарил тебе эти белые крылья за спиной, кто вознес твою серебряную голову до вечерних небес, увенчал розами, осенил горним светом, овеял лунным ветром? »

Страницы: 4 5 6 7 8 9 10 11