Булгаков сегодня не остро актуален и не моден, хотя его классичность признана — теперь он занял место в «большой» русской литературе рядом с Толстым, Достоевским, Чеховым и др. Спорят о беллетристике новейшего времени, романисты XX в. (Булгаков, Пастернак, Платонов) ушли в тень. Булгаковские чтения, начавшиеся в 1984 г., умерли с внезапной смертью А.А Булгаковедческие работы отодвинулись на периферию актуального литературоведения. Принципиально новых идей не появляется. Но книжные прилавки полны книг, посвященных Булгакову. Правда, имена большинства авторов давно известны: В.И. Лосев, Б.С. Мягков, В.В. Петелин, В.И. Сахаров, Б.В. Соколов. А теперь еще к нам пришло и переиздание сборника статей Л.М. Яновской. и постеры печатаем выбор постеров posters.com.ua плакаты печатаем У авторов булгаковедческих книг и статей последнего десятилетия можно выделить несколько направлений работы. Первое — это публикации в русле, условно говоря, литературоведения 1960—1970-х гг., с его традиционным психологизмом, разбором системы образов произведения, изучением литературных связей и влияний, расширением контекста произведения (О.С. Бердяева, М.С. Петровский, В.В. Химич). У истоков второго направления находится работа Б.М. Гаспарова «Из наблюдений над мотивной структурой романа М. Булгакова “Мастер и Маргарита”» — под ее влиянием работают многие, например Е.А. Иваньшина, С.В. Никольский, Евг. Яблоков. Далее — ставшее модным в 1980-е течение «эзотериков» и тех, кто без устали расшифровывает булгаковские «коды» и «тайнопись» (начало которому положила известная статья И.Л. Галинской), — А.А Кораблев, С.К. Кульюс и И.З. Белобровцева и др. По-прежнему переиздается «Жизнь Булгакова: Дописать раньше, чем умереть…» В.В. Петелина5, близка ей по подходу книга «Три жизни Михаила Булгакова» Б.В. Соколова. По сути, сегодняшнего посетителя книжных салонов догоняют волны, поднявшиеся еще в 1970—1980-е гг. Все дальше отлетают рассуждения авторов от собственно романа, все неуловимее, расплывчатее конкретные реалии времени. Порой видно, как понятное автор сначала превращает в псевдосложное, а затем победоносно распутывает созданное им же самим хитросплетение не мыслей, но словес. Например, Е.А. Иваньшина пишет: «Мы рассматриваем текст (тут следует ссылка на статью Ю.М. Лотмана “Мозг — текст — культура — искусственный интеллект”. — В.Г.) как многоязычный мыслящий и самоосознающий организм, участвующий в процессе коммуникации между автором и читателем; такой текст неодинаков “на входе” и “на выходе”: “на входе” он поставляет некий запас информации, “на выходе” он же “играет роль структуры собственной информации и является сообщением о собственном строении” (тут ссылка на статью Е. Фарыно “Роль текста в литературном произведении”. — В.Г.)». Другими словами, перед нами тайнопись, снабженная «встроенной» программой дешифровки: в явном тексте повсюду расставлены «поплавки», связывающие поверхность текста с его глубиной и являющиеся спасательными указателями для «плавающего» читателя. Плавающий читатель въяве показан в эпизоде купания Ивана в Москве-реке, а затея с поплавками разоблачена в гл. 18, где Поплавский (значимая фамилия) приходит в домоуправление, чтобы прописаться в квартире покойного племянника, и видит там «плакат, изображавший в нескольких картинках способы оживления утонувших в реке»19. Так обстоит дело и в булгаковедческих работах Е.А. Яблокова. Двусмысленная метафора, вынесенная в заглавие книги «Нерегулируемые перекрестки», к сожалению, адекватно передает содержание книги. И без того не самая строгая наука филология превращается в поток необязательных ассоциаций и малоубедительных параллелей. В манере письма автора (по сравнению с его книгой, рецензировавшейся нами ранее) ничего не изменилось. И в новой работе общие места перемежаются с недоказанными гипотезами, в наукообразную лексику облачаются весьма вольные ассоциации. Разбирая роман «Мастер и Маргарита», Яблоков пишет: «В плане этих ассоциаций Рюхин — пародийный “Дон Жуан”; правда, соперничество намечено не из-за женщины, а так сказать, из-за Музы (если только Рюхин имеет к ней хоть какое-то отношение); что же касается основного качества Дон Жуана — влюбчивости, то у булгаковского персонажа оно функционально замещено беспринципностью, неразборчивым идейным “сожительством”». Далее автор переходит к мотиву «памятника»: с точки зрения Яблокова, «чугунный человек» в «Мастере и Маргарите» (памятник Пушкину) по-своему варьирует созданный в романе «Белая гвардия» образ «чугунного черного Владимира», «который стоит как бы на границе “рая” и “ада” и воплощает неразделимое единство светлого и темного начал бытия». Ожидаешь появления доказательства этой необычной гипотезы. Но вместо него через несколько предложений читаем: «Учитывая преемственную связь с образом “черного Владимира”, можем сказать, что в эпизоде “Мастера и Маргариты” Пушкин предстает еще и травестированным “Черным человеком” — а Рюхин, таким образом, оказывается пародийным “Моцартом”»… Ну, а где «черный человек», там, разумеется, и до реминисценций с Есениным рукой подать — и поэт немедленно появляется в сноске. Цветовая лексика в творчестве С. Есенина Поэтическая лексика. Реальное и ирреальное в мистических новеллах Л. Петрушевской |
Булгаковедение последнего десятилетия
Страница 1
Информация о литературе » Булгаковедение - Исследование Бердяевой О.С. » Булгаковедение последнего десятилетия