|
Нет, есть предел насилию тиранов! Когда жестоко попраны права И бремя нестерпимо… Если все испробованы средства, Тогда разящий остается меч. Его стрела пронзает сердце насильника, и пьеса кончается могучим призывом к свободе. Реакционные критики впоследствии осуждали Шиллера за прославление им якобы «предательского убийства». Шиллер предвидел это и ввел в пьесу сцену с Паррицидой. Сюжетно никак не связанная с основной линией событий, развертывающихся в драме, сцена эта, однако, необходима была поэту, чтобы еще сильнее подчеркнуть правоту швейцарского охотника. В дом Телля забрел скитающийся по свету, всеми гонимый герцог австрийский, убивший своего дядю-императора. Убийца возомнил, что у Телля он найдет приют, понимание и поддержку. О несчастный! И ты посмел корыстное убийство Приравнивать к отца самозащите? Ты разве сына голову спасал? Ты ль встал за святость очага? И близких Ты ль оградил от страшного конца? Я чистые подъемлю к небу руки, Тебя, твое злодейство проклиная, Я за святую отомстил природу. И ты попрал ее. Тут связи ист: Злодейство – и святейших прав защита,– заявляет ему возмущенный Телль. Омерзение вызывает жалкая фигура герцога. Вечным позором покрыто его имя. Телль удаляет из дома жену и детей, чтобы их не осквернила тень убийцы, воздух, которым он дышит. Чем грязнее, ужаснее предстает перед нами преступление этого царственного отпрыска, совершенное ради корыстных целей, тем чище, благороднее, священнее кажется подвиг народного мстителя Вильгельма Телля, вступившегося за попранные права человека. Такова пьеса Шиллера. Подготовительная работа к ней длилась целый год (1802–1803). Гете вспоминал спустя пятнадцать лет о работе Шиллера: «Он сплошь увешал стены своей комнаты всевозможными картинами Швейцарии. Затем он начал читать описания страны, пока досконально не познакомился со всеми дорогами и тропинками места действия». Стилю Шиллера свойственна риторическая приподнятость. Он любит резкие контрасты. У него нет полутонов. Он кладет на свое полотно густые краски. Метафоры, сравнения бросают нас от одной крайней черты к другой, от ослепительного света к кромешной тьме. «Наши души… чисты, как радостная лазурь»; «Смерть будет сиять, как невеста»; «Посули мне в награду все короны на этой планете, посули в наказание все ее пытки»; «Он запрет за мною темницу жизни и откроет обиталище вечной ночи»; «Клянусь не встретить дневного света, прежде чем кровь отцеубийцы, пролитая у этого камня, не вздымится к солнцу» и пр. Такие же контрасты и в характерах: резкий, гордый Карл Моор и кроткая Амалия, тот же Карл – открытый, эмоционально неуправляемый, внутренне благородный, – и скрытный, сдержанно рассудочный и беспросветно безнравственный, подлый Франц. Нравственные контрасты в социальных мирах: подлость, корысть, эгоизм, аморальность в мире придворных, аристократов, высокая моральная стойкость и неподкупность в мире бедняков («Коварство и любовь»). Пожалуй, Шиллера нужно играть на сцене, как играли актеры во времена Шекспира, «рвать страсть в клочья». Гамлет осудил эту манеру, но Шекспир все-таки отдал ей дань: трудно представить камерную сдержанность на шекспировской сцене. Рассерженный тигр будет метаться и рычать, ибо ему это свойственно, и вряд ли душевное смятение Отелло можно передать только движением мускулов его лица. Наш современный зритель должен принять стиль Шиллера как историческую театральную условность и ощутить за непривычной нам риторической эмфазой искреннюю страстность поэта, одухотворенную к тому же идеалами, дорогими нашим сердцам. Сказки. Сказки О Животных Несказочная проза. Предания Летописание. «Повесть временных лет», ее источники, история создания и
редакции |
И снова драматургия
Страница 3
Драматургия Шиллера » И снова драматургия
