Антиутопический мир.

Уже на первых страницах романа Е. Замятин создаёт модель идеального, с точки зрения утопистов, государства, где найдена долгожданная гармония общественного и личного, где все граждане обрели наконец желаемое счастье. Во всяком случае таким оно предстаёт в восприятии повествователя - строителя Интеграла, математика Д-503. В чём же счастье граждан Единого Государства? В какие моменты жизни они ощущают себя счастливыми?

В самом начале романа мы видим, какой восторг вызывает у героя-повествователя ежедневная маршировка под звуки Музыкального Завода: он переживает абсолютное единение с остальными, чувствует солидарность с себе подобными. "Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера - сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди - государственный нумер каждого и каждой. И я - мы, четверо, - одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке" (запись 2-я). Отметим, что в вымышленной стране, созданной воображением Замятина, живут не люди, а нумера, лишённые имён, облачённые в юнифы (то есть униформу). Внешне схожие, они ничем не отличаются друг от друга и внутренне. Не случайно с такой гордостью восклицает герой, восхищаясь прозрачностью жилищ: "Нам нечего скрывать друг от друга". "Мы счастливейшее среднее арифметическое", - вторит ему другой герой, государственный поэт R-13. Одинаковостью, механистичностью отличается вся их жизнедеятельность, предписанная Часовой Скрижалью. Это характерные черты изображённого мира. Лишить возможности изо дня в день выполнять одни и те же функции значит лишить счастья, обречь на страдания, о чём свидетельствует история "О трёх отпущенниках".

Таким образом, идея всеобщего равенства, центральная идея любой утопии, оборачивается в антиутопии всеобщей одинаковостью и усреднённостью ("…быть оригинальным - это нарушить равенство", "быть банальным - только исполнять свой долг"). Идея гармонии личного и общего заменяется идеей абсолютной подчинённости государству всех сфер человеческой жизни. "Счастье - в несвободе", - утверждают герои романа. Малейшее проявление свободы, индивидуальности считается ошибкой, добровольным отказом от счастья, преступлением, поэтому казнь становится праздником (ошибка исправлена!). обратим внимание, как прорывается авторский сарказм в изображении приговорённого, чьи руки перевязаны пурпурной лентой. Высшее блаженство переживает герой в День Единогласия, который позволяет каждому с особой силой ощутить себя маленькой частичкой огромного "мы". Заметим, что, с восхищением рассказывая об этом дне, герой с недоумением и иронией размышляет о выборах у древних (то есть о тайном голосовании). Но его ирония оборачивается авторским сарказмом: абсурдны "выборы" без права выбора, абсурдно общество, которое предпочло свободе волеизъявления единомыслие.

Рассматривая роман в контексте литературы 20-х годов, подчеркнём, что стремление к слиянию с массой, к растворению в ней собственного "я", к подчинению личной воли задачам общественного прогресса было характерной чертой мироощущения человека данной эпохи и литературы тех лет, особенно пролетарской поэзии (А. Гастев, Ф. Шкулев, М. Герасимов, В. Криллов, А. Маширов-Самобытник).


Герои и антигерои в сказках о служителях культа
Служители культа сами не соблюдали того, чему учили паству. «Люби ближнего твоего, как самого себя», - предписывало евангелие. В народных сказках рассказывается, как сам поп соблюдает эту заповедь. «Работник и поп». Жил-был поп. Нанял себе работника, привел домой. «Ну, работник, служи хорошенько, я тебя не оставлю». Пожил работник с ...

Жизнь честного человека в нашем мире, на примере Юрия Живаго
С самого раннего детства Юру сопутствовали горе и неудача. Умирает мать, отец не пожелал даже увидеть своего оставшегося сиротой сына. Автор начинает роман с похорон Марьи Николаевны (матери Живаго), как бы предрекая своего героя на будущие страдания. Вот как Борис Пастернак описал первую боль Юры: «На ней – могиле - вырос холмик. На не ...

Детская литература в XIX в
Впитав в себя лучшие достижения предшествующих эпох, продолжая и развивая их в новых условиях, детская литература XIX века становится высоким искусством и в лучших своих образцах не уступает достижениям «большой» литературы, до сих пор оказывает благотворное воспитательное воздействие. Развитие детской литературы XIX века происходит в т ...